3 сентября 2018 года мы приняли участие в заседании Клуба агрознатоков, в Издательском доме «Крестьянин». Обсуждали технологии переработки растительных остатков.
Фото ФГБУ «Ростовский референтный центр Россельхознадзора»
В заседании приняли участие:
- Бирюков Владимир Александрович, замгендиректора ООО АТЦ «КолХоз»
- Пимонов Константин Игоревич, заведующий кафедрой растениеводства и экологии ДонГАУ
- Проскурин Алексей Владимирович, гендиректор ООО «ИНБИОЛАБ АГРО»
- Ховяков Александр Дмитриевич, замруководителя филиала ФГБУ «Россельхозцентр» по РО
- Заднепровский Григорий Григорьевич, начальник отдела защиты растений филиала ФГБУ «Россельхозцентр» по РО
- Логвиненко Тамара Сергеевна, замначальника отдела защиты растений, агрохимии, качества и безопасности растениеводческой продукции ФГБУ «Ростовский референтный центр Россельхознадзора»
Когда остатки сладки
Как превратить стерню в ценное удобрение
В Клубе агрознатоков ИД «Крестьянин» прошло обсуждение технологий переработки растительных остатков на полях. Почему не следует их сжигать? Как рассадник болезней преобразовать в добротный корм для почвенной биоты? В какой мере биопрепараты способствуют ускоренному разложению соломы и стеблей пропашных культур? Вот неполный перечень вопросов, обсуждённых участниками встречи.
Вели заседание специальный корреспондент газеты «Крестьянин» Тимур Сазонов и главный редактор журнала «Деловой крестьянин» Николай Гритчин.
Кого кормит азот?
Алексей Проскурин, гендиректор ООО «ИНБИОЛАБ АГРО»: – В 2008 году на коллегии МСХ РФ мы доложили первые результаты трёхлетнего мониторинга растительных остатков сельхозкультур, которые возделывались в разных регионах страны. Работу эту мы проводим совместно с ВНИИ фитопатологии. Было установлено: независимо от агрокультуры происходит накопление фитопатогенов в растительных остатках. И в зерновых, и в зернобобовых, и в технических культурах. Даже в тех культурах, которые считались фитосанитарами. Например, в рапсе. Этот фактор риска в то время не учитывался при смене систем почвообработки.
Растительные остатки являются питательным субстратом. Как только мы их оставляем, добавляя азот, то получаем на поле некий ферментёр, который будет множить организмы на растительных остатках. Опыт показал, что организмы эти по преимуществу фитопатогенного происхождения: грибы, бактерии. Это результат снижения иммунитета, ошибок в контроле болезней и других факторов. Так закладывается бомба замедленного и немедленного действия. Последующий опыт показал, что растительные остатки двух-трёхлетней давности представляют гораздо большую опасность, чем свежие. В Нижнем Поволжье в этом году было, как обычно, засушливо. Мы там уже провели обследование растительных остатков после уборки. Результат: накопление в июле 2018 года в 3,5-4 раза превышает показатели 2008-2009 годов. Картинка тревожная. Причём наблюдается рост не только возбудителей фузариозных корневых гнилей. Это проблема, которая может привести к потере трети урожая и выше.
Сжигание растительных остатков не принесёт ожидаемого результата. Мы проводили обследование: через 7-14 дней после сжигания всё возвращается. Фитопатогенный фон, что был до сжигания, быстро занимает опустевшие ниши. Это тот редкий случай, когда административный запрет на сжигание абсолютно совпадает с технологическим. Любое количество растительных остатков представляет угрозу. То есть все регионы так или иначе уязвимы по вероятности инфицирования. Азот воспринимается сельхозниками как обязательный агроприём. Но азот приносит колоссальный урон фитосанитарному состоянию посевов, поскольку является дополнительным элементом питания тем фитопатогенам, которые накопились. Только высококонцентрированные бактериальные препараты способны оказать противодействие, удерживать уровень вредоносности в спокойном состоянии.
Но это до первой весенней подкормки. Когда мы начинали, период микробиологической санации был один-два месяца. Затем вышли на шесть месяцев биологического покоя. Но первая же весенняя подкормка вызывает повышенный цинотический хаос. Все усилия аграриев по оздоровлению фитосанитарного состояния посевов должны сопровождаться объективным всесторонним профессиональным мониторингом. Начиная с растительных остатков и семенного материала и заканчивая получением урожая. Сработала ли та или иная композиция, баковая смесь? Насколько серьёзна ситуация с фитосанитарным состоянием посевов? Достаточно ли применения биопрепаратов? Какие химические СЗР нужно использовать? Когда обследование показывает поражение на высоком уровне тяжёлыми фитопатогенами, теми же фузариозными, говорить о биозащите можно либо очень осторожно, либо в сочетании с химией.
Начинается этот мониторинг с растительных остатков. Это элемент нашей технологии. Мы, или любой другой производитель биопрепаратов, предлагающий провести микробиологическую санацию, должны доказать её эффективность. Есть ли динамика после обработки? К ноябрю мы можем оценить, как прошла санация. И определить, что делать с этим пулом патогенов весной.
Пал испепелит и вредных, и полезных
Тамара Логвиненко, замначальника отдела защиты растений, агрохимии, качества и безопасности растениеводческой продукции ростовского референтного центра Россельхознадзора: – Ситуация с растительными остатками на наших полях даже более серьёзна, чем оценил Алексей Проскурин. Он остановился на проблеме заболеваний, патогенов. А на этих полях с течением времени накапливается комплекс не только возбудителей заболеваний, но и вредителей, и запас семян сорняков. По наблюдениям наших специалистов, аграрии вынуждены сегодня бороться даже с новыми видами сорняков, которые прежде не создавали им проблем. В южных районах Ростовской области прогрессируют такие заболевания, как пиренофороз и гибеллиноз, пепельная гниль. Ещё 5-7 лет назад их в нашем регионе, особенно пепельной гнили, практически не было. Проблема пришла из Краснодарского края – оттуда были первые звонки. Ситуация усугубляется тем, что против гибеллиноза практически нет эффективных мер борьбы.
В хозяйствах, которые актив но используют технологию ноутил, уже обязательны две фунгицидные обработки – в фазу кущения и по флаговому листу. Запас инфекции очень велик. Наличие растительных остатков создаёт благоприятные условия для перезимовки комплекса вредителей. Изменившийся климат тоже способствует этому. Вредоносность злаковой мухи, хлебного пилильщика, появившегося 3-4 года назад зернового клеща и других вредителей увеличивается. Раньше обрабатывали семена только от болезней, теперь надо обрабатывать и инсектицидами. Обработка гербицидами против сорняков тоже стала обязательным элементом. То есть пестицидная нагрузка увеличивается.
Раньше за счёт сжигания стерни уходили от хлебной жужелицы. Она повреждала озимые после колосовых предшественников. Сейчас хлебная жужелица распространилась на полях независимо от предшественников. Сжигание также было защитой от пилильщика и злаковых мух. Но при сжигании стерни гибнут не только вредные объекты. Погибает и полезная энтомофауна. Скажем, энтомофаг того же пилильщика – коллирия – обитает в почве и погибает при сжигании. Против пилильщика эффективны только агротехнические меры борьбы. Кроме того, сжигание приводит к накоплению в почве бензапирена – вещества первого класса опасности. Оно попадает в ткани растения и в итоге в продукцию растениеводства.
Александр Ховяков, замруководителя филиала Россельхозцентра по Ростовской области: – Рост урожайности – это и рост пожнивных остатков. Если 5 т/га зерна, то и 5 т/га соломы. После увлечения «нулём» и минималкой сегодня кто-то вернулся к плугам. Запахивают на 14-15 см, чтобы разлагалось. Сейчас мы закладываем опыты по деструкции пожнивных остатков. У нас есть возможность проводить мониторинг.
Григорий Заднепровский, начальник отдела защиты растений Россельхозцентра по Ростовской области: – Нельзя однозначно сказать, что количество заболеваний в площадном выражении связано с растительными остатками. Вспышки болезней, например бурой ржавчины на юго-востоке Ростовской области в 2017 году, мы в большей мере связываем с закупкой сортов других селекций. До появления сортов с юга бурой ржавчины там не было. С завозными сортами к нам приходят расы заболеваний, к которым наш почвенный комплекс не приспособился.
Надо учитывать и севооборот, при котором почвенный комплекс самоочищается. Три года назад в одном из хозяйств Зерноградского района мы внесли триходермосодержащие препараты. И за это время сапрофитные грибы триходермы там навели определённый порядок. То есть грибы расправились с фитопатогенами. Достаточно иметь базис знаний, чтобы с этим делом бороться.
Когда нужна «артподготовка»
Проскурин: – Я говорю о скрытых врагах, которых мы начинаем видеть, когда поражённость составляет 30% и более, когда мы уже недобираем четверть урожая. Те, которые остаются на растительных остатках, размножаются и наносят урон. Почему важен мониторинг? Допустим, озимая ушла в зиму с хорошей массой. Весной она коричневая и пугает агронома. Пиренофороз? А может быть, это сапрофитные грибы? Возникает вопрос о бюджете хозяйства. При отсутствии результатов мониторинга агроном проведёт фунгицидную обработку. Нанесёт токсическим веществом удар по растениям, выходящим из зимы. Поэтому в хозяйстве должна быть фитосанитарная карта каждого поля.
Деструкция – это проблема, особенно для кукурузы, подсолнечника. Те, кто сохраняет растительные остатки, создаёт мульчирующий слой, считают, что это гарант плодородия. А мы, дескать, предлагаем его разрушить. Ответ простой: когда вы обладаете технологическим решением, когда работаете с разными штаммами, то можете решать разные технологические задачи. Для малого количества растительных остатков – преимущественно супрессорные, с минимумом целлюлозолитической активности. На кубанских землях, при 7 т/га, вы можете делать акцент на на целлюлозолитических свойствах своих баковых смесей. Это очень тонкие вещи.
Мы не говорим: ноутил – это плохо. Мы говорим: люди, которые перешли на эту технологию, должны отдавать себе отчёт, что ноутил требует очень серьёзного технологического препаративного сопровождения. Эта технология очень уязвима к ошибкам. То, что мы можем контролировать, – это четверть урожая. Поэтому заниматься этой работой стоит.
Ховяков: – Мониторинг – это затратно. Но хозяйство идёт на затраты, чтобы определить весной: то ли это вредно, то ли полезно. Мы в Россельхозцентре организовали сегодня такую работу. Не на уровне глубоких лабораторных исследований. А на уровне фитоэкспертизы вегетирующих растений. Практически в каждом районе у нас есть фитолаборатория, которая способна определить, где есть заболевание и что нужно сделать: фунгицидная обработка или что другое.
Проскурин: – Когда мы начали заниматься этой проблемой серьёзно, то фактически взяли на себя функции этих лабораторий. Все наши договоры – это договоры сопровождения. Проводим весь комплекс обследований, мониторинг, назначаем химические СЗР с учётом ДВ, резистентности – всех факторов. Человек, который занимается биологизацией, должен навести порядок и химическими СЗР, если того требует ситуация. Провести «хорошую артподготовку, прежде чем пустить пехоту». Целенаправленно поработать по основным фитопатогенам, которые наиболее губительны для ваших культур. А после решения этой задачи заниматься биологизацией. Это уже экономически доступно хозяйствам.
Ховяков: – Мы в рамках госзадания можем всё это делать. И дополнять друг друга.
Модератор: – В Краснодарском крае самая высокая урожайность зерновых и самое большое количество растительных остатков. И самое большое распространение фузариоза. Можно ли говорить о взаимосвязи?
Самый простой способ похоронить патогены.
Проскурин: – По предшественнику кукуруза? Да. Во время цветения всё это забрасывается. К тому же выше урожайность – это больше внесённого азота. Дозы внесения минерального азота из года в год в Краснодарском крае нарастают. Это питание и для фитопатогенов. Умножая знания, умножаешь скорбь. Зачем вносить такие большие дозы азота на растительные остатки? Ведь можно внести высококонцентрированные дозы бактериальных препаратов и уменьшить втрое дозу азота. Я не только о себе говорю. Любой подтверждённый высококонцентрированный биопрепарат можно использовать. В море контрафакта мы все союзники: кто производит не вещества биологической природы, а кто работает с серьёзными бактериальными формами. Надо это вносить. Но не заменяя химию, где нельзя это сделать. Не предлагая санацию без подтверждения её данными.
Тиф против мышей
Модератор: – Есть ли нюансы в эффективном использовании растительных остатков в качестве питания для биоты? Какова в этом роль севооборота?
Константин Пимонов, зав. кафедрой растениеводства и экологии ДонГАУ: – На поле после уборки нута растительных остатков нет: это всё очень быстро исчезает. Нут сначала осветляется, листочки осыпаются, начинают разлагаться. А ещё если дождички выпадают… Сам же стебель измельчается практически в труху. Поэтому видимых растительных остатков нет. И очень легко сеять пшеницу. Словом, если мы насыщаем севооборот, то это хорошо. Заботясь о сохранении почв, Краснодарский край ввёл норму: 10% в севообороте должны занимать бобовые культуры. А одно время и там, и у нас на Дону преобладал коммерческий подход: сеяли злаковые и подсолнечник. Это сужало возможности развития почвенной биомассы.
Проскурин: – Мы за 12 лет сформировали технологический подход к проблемам, которые имеются в хозяйстве, в конкретной системе почвообработки, в конкретном севообороте. Решаем проблемы хозяйств в комплексе, привлекая специалистов института фитопатологии, Ставропольского аграрного университета.
Владимир Бирюков, зам. гендиректора ООО АТЦ «КолХоз»: – По севооборотам есть научные рекомендации: чередование зерновых-бобовых, узколистных-широколистных, азотно-углеродная балансировка… Но это всё множится на ноль ценовой политикой. Крестьянин будет выращивать то, что ему выгодно. Экономическая эффективность у него на первом плане. В 1990-е годы насыщенность подсолнечником у нас, как помните, была до 50%. Пшеницу по пшенице выращивали. Это вынужденно. Поэтому мы должны приспособиться к этим условиям и дать рекомендации фермеру, как избежать рисков при выращивании, к примеру, монокультуры – пшеницы в течение двух-трёх лет.
Модератор: – Есть ли примеры эффективного действия биопрепаратов?
Заднепровский: – В прошлом году была вспышка численности мышевидных грызунов. Многие химпрепараты оказались бессильны бороться с нашествием. Аграрии стали применять биопрепараты. Это приманка для мышей, содержащая мышиный тиф. Одна заражённая мышь заражала ещё пять-шесть. То есть приманка дала реальные результаты. Это привело к всплеску использования биопрепарата. В остальном же применение биофунгицидов интересует преимущественного производителей органической продукции и тех, кто заинтересован в переходе на биоземледелие. Как правило, это только биофунгициды, содержащие грибы и бактерии. Под нашей эгидой работали сельхозпредприятия, которые применяли биофунгициды профилактически. Проводили две обработки и уходили от химобработки. В денежном выражении получался небольшой выигрыш.
Логвиненко: – Сельхозпроизводителям нужен молниеносный эффект. Применяя химию, они быстро видят результат. Лет 20 назад у нас больше применялось биопрепаратов. Хотя ассортимент их был меньше нынешнего. По луговому мотыльку, по хлопковой совке применяли. Биопрепараты эффективны только против гусениц младших возрастов. Гусеницу четвёртого-пятого возраста сложно уничтожить. И биопрепараты действуют медленнее.
Реплика: – Надо в регионах субсидировать приобретение биопрепаратов.
Ховяков: – Хорошо уже, что сейчас стали больше говорить о биологизации. Стимуляторы роста использовать, микроорганизмы. Без этого сложно получить высокий урожай. Легко прыгнуть с 20 ц/га на 40 ц/га пшеницы. А чтобы подняться с 60 ц/га на 65 ц/га, надо вникнуть в тонкости. А чем болеет почва?
Модератор: – Для большинства аграриев ключевой вопрос – экономический выигрыш от применения биопрепаратов.
Ховяков: – Мы пока считаем только стоимость препаратов. Это не совсем корректно. Если оздоровить биопрепаратами почву, то можно пропускать первую фунгицидную обработку – почва сама сработает. Словом, заметный эффект наступит через три-пять лет.
Бирюков: – Согласен, что именно экономическая эффективность позволит убедить агрария в преимуществах биологизации. Простой пример: 100 кг/га селитры – это минимум 1,5 тыс. рублей. Одна обработка биопрепаратом – это 400 руб./га. Затраты на внесение там и там сопоставимы. И там, и там требуется заделка. Эффект в благоприятных условиях – через три года, в неблагоприятных – через пять лет. Хозяйства, использующие биометод восемь и более лет, в этом году не применяли ни первую, ни вторую фунгицидную обработку. Вот вам эффект.
Проскурин: – Всё, о чём говорим, должно быть окупаемо в течение одного севооборота. Дивиденды, которые возникают от системного использования (три-пять лет и дальше) – это подводная часть айсберга. Это динамика снижения вносимых доз азота, снижения в перспективе затрат на химические СЗР. Словом, проект наш коммерческий. Модератор: – Григорий Заднепровский затронул тему заноса вместе с семенами в регион нетипичных болезней. Как застраховаться аграриям от этой беды?
Бирюков: – Решение простое: надо отправить семена на фитоэкспертизу. На семенах, как правило, присутствует наружная и внутренняя инфекция. В лаборатории определят виды фитопатогенов и дадут рекомендации по ДВ. На практике же чаще поступают так: привёз семена, обработал наиболее популярным протравителем, иногда со вторичного рынка. То есть сработал не против тех, кто живёт на поверхности и внутри зерна.
Пимонов: – Прежде всего надо сеять районированными, качественными сортами. Но отдельные сорта могут быть неустойчивы к каким-то заболеваниям, которые присутствуют в почве. То есть даже семя не больное, а в почве болезнь есть. И будет вспышка.
Если семена заболели, есть патогены, но не сделали анализ и посеяли, тогда вопрос к апробатору, который позволил использовать этот материал в качестве семенного. Есть определённые требования к семенному материалу. Если семена соответствуют этим требованиям, они не будут болеть.
Против хлопковой совки можно использовать лепитоцид. Мне как-то сказали, что во Владикавказе есть наездник – вредитель для хлопковой совки. Предложил фермерам закупить этого наездника и оздоровить поля. Но они отказались: хлопотно. А хлопковой совки всё больше. Если использовать классическую технологию или минитил, то её можно уничтожать механически. При ноутиле совка перезимует и распространится.
В Краснодарском крае в этом году на крупноплодном подсолнечнике до 10 гусениц хлопковых совок наблюдали на одной корзинке. В таком случае надо очень токсичные яды применять. А если поля рядом с населённым пунктом? Возникает необходимость использования биологических средств, чтобы население не потравить.
Есть биопрепараты, которые являются деструкторами. Вносить их нужно ежегодно. Как мы убедились, в течение года они просто исчезают.
Биоудобрения сегодня вносят не только на бобовых, но и на злаковых. Ассоциативное внесение позволяет микроорганизмам, бактериям располагаться вблизи корневой системы – ризосферы. После отмирания она питает азотом злаковые культуры. Тоже снижается нагрузка на почвенную биоту за счёт внесения удобрений. Ведь каждое удобрение – это либо щелочная, либо кислотная среда, которая очень сильно влияет на состав микроорганизмов.
Есть бактерии, которые помогают переводить труднодоступную форму фосфора в легкодоступную. В этом смысле интересна наработка института микробиологии – арбускулярная микориза. Это грибы, которые поселяются на культурных растениях, увеличивая объём корневой системы, позволяя накапливать влагу и переводить фосфор в легкодоступную форму. Урожайность в результате повышается в полтора раза и выше. Я работал несколько лет с этим грибом. Думал, что он передаётся на следующую культуру в севообороте. Ничего подобного. На следующей культуре эффект не наблюдается.
Пахарю патогены неведомы
Пимонов: – Количество болезней, сорняков, вредителей накапливается. Если не применять химию, можем остаться без урожая. 100 лет назад были в основном вредители. А разнообразного севооборота не было. Долго использовалось естественное плодородие. Только к сороковым годам стали говорить о системе удобрений. Когда в хозяйствах было животноводство, в почву вместе с органикой вносили массу микроорганизмов. В основном это были сапрофиты. Когда навоза не стало, начали заниматься химизацией. Под химизацией подразумевалось внесение в основном азотных и фосфорных удобрений.
При проведении агрохимобследований аграрии обычно не обращали внимания на микробиологический состав почвы. Высокоурожайные сорта сегодня – это неженки. Мы должны их накормить, защитить. Нет устойчивости. Злаковые очень отзывчивы на азотное питание. Поэтому некоторые вносят по 250-300 кг азота. И получают 90 ц/га. А надо ли столько вносить? Только 25% азотных удобрений поглощается растениями. Остальное кормит почвенную микрофлору, сорно-полевую растительность, патогены. Недостаток микроэлементов – магния, меди приводит к увеличению патогенов. И тогда нам нужны химические средства защиты от болезней. То есть мы сами их размножили. Сжигание стерни усугубляет проблемы
Сжигание стерни усугубляет проблемы.
В крупных хозяйствах раньше вели учёт, что и когда вносили на каждое поле. Велась история полей в севообороте. Когда землю стали передавать от хозяина к хозяину, задача была получить максимальный экономический результат. Про севооборот забыли. Когда ссылаются на данные об обеспеченности чернозёмов калием, то забывают, что так было в 1930-х годах. Сегодня калий в почве в основном в недоступной форме. Поэтому надо вносить калийные удобрения, чтобы повысить устойчивость растений. А кто сегодня вносит калийные удобрения в Ростовской области, в Краснодарском крае? Я таких не знаю. Необходим комплексный подход к внесению удобрений. Причём не под отдельную культуру, а в севообороте. Потому что фосфор, калий мы можем внести и на несколько лет. Кто сегодня пашет, тот с фитопатогенами не сталкивается. При минималке уже больше патогенов, приходится применять средства защиты. Обработка на глубину 15 см не позволяет обернуть пласт и похоронить вредителей и болезни. При минималке больше сорно-полевой растительности. Но считается, что при отсутствии пахоты образуется мульчирующий слой, который способствует накоплению влаги. Это главный аргумент приверженцев ноутила. На мой взгляд, аргумент этот спорный. Пшеницу по пшенице не растят, потому что прорастает падалица.
Модератор: – Известный донской фермер Юрий Перетятько выращивает пшеницу по пшенице и получает отличные результаты.
Пимонов: – Он наверняка обрабатывает проростки гербицидами, а затем сеет. А это дополнительные затраты. Кроме того, при отсутствии влаги гербицид не разлагается или разлагается на более токсичные вещества. Ядовитую солому микроорганизмы не смогут разложить. Я за ноутил. Но его применение приводит к резкому увеличению количества обработок против вредителей, болезней, сорняков. Не все эти яды безобидны для нас с вами. В этом году на нуте, подсолнечнике, кукурузе была вспышка хлопковой совки, на которую не действовали пиретроиды. Если первый возраст, её можно уничтожить. Если второй, третий, четвёртый – какой препарат ни примени, происходит линька и возврат на предыдущий возраст. И тогда фермер вынужден был обрабатывать товарные посевы от гусениц хлорорганикой и другими дорогими препаратами. Наличие бобового компонента, к примеру промежуточной культуры донника, выполняющего ещё и роль плуга, снижает нагрузку на почвенную микрофлору.
Солома – не органика
Бирюков: – Руководитель одного из хозяйств показал мне результаты агрохимобследований своих полей за последние 10 лет. Из них следует, что гумус у него стал расти, пусть всего лишь на десятые доли. А раньше неизменно падал. Причина: как раз 10 лет назад в хозяйстве этом отказались от сжигания соломы. С растительными остатками надо работать. Отсутствие органических удобрений привело к раскачке фитопатологической ситуации в растениеводстве. Почвенная биота нарушилась. Бесконтрольное, необоснованное применение фунгицидов приводит к мутациям патогенов и только вредит делу. Из закулисья появились болезни, которые прежде вреда аграрию не приносили.
Ховяков: – Почему запрет на сжигание стерни вызвал негатив у аграриев? В хозяйствах не было комбайнов с измельчителями, не было дискаторов и т. д. Сегодня всё это есть. Отсутствие органики не позволяет восстановить плодородие почвы. И мы должны найти замену навозу, вносить в почву микроорганизмы, аналогичные тем, что содержатся в навозе.
Пимонов: – Некоторые учёные считают, что заделка в почву тонны соломы равнозначна внесению тонны органики. Я с этим не согласен. Приравнивать можно только по содержанию углеводов и, может быть, азота, если его дополнительно вносят. В остальном это пища для почвенной биоты. Что вынесли из почвы, надо и внести, чтобы сохранить баланс.
Модератор: – В некоторых хозяйствах убирают солому с полей и закатывают в рулоны для животноводства.
Пимонов: – В этом случае надо вносить ещё больше минеральных удобрений. Если же солому оставили на поле, то считать надо вынесенные элементы питания с зерном. С соломой мы вносим в почву в основном углерод, водород и кислород. В клетчатке соломы больше ничего не содержится. Но это – пища для очень большого количества микроорганизмов. Если сидераты бобовых выращивать и заделывать, то ещё и азот привносим. В этом случае снижается количество патогенов, потому что вмешивается другая культура. А разные семейства – это разные вредители. Заделка растительных остатков – очень важный момент баланса элементов питания. И накопления органического вещества.
Проскурин: – Мы говорим о транспорте для биоты, которую вы хотите у себя вырастить. Задача – насытить этот транспорт – углеводистую, азотную, водную среду. Что мы можем туда привнести? Можем внести триходерму. Но на Кубани, как показал наш опыт, содержание триходермы в почве и на растительных остатках очень высокое. И не всегда это кореллирует с содержанием патогенов: и тех много, и тех. Задача же – снизить патогенный фон. Солома – это транспорт, натуральная биофабрика. Можно внести отдельные штаммы супрессоров, целлюлозолитиков. У кого что есть. Мы считаем: полноценно запустить процесс можно лишь с хорошими родовыми сообществами активных микроорганизмов.
Результат санации или запуска разложения нельзя рассматривать изолированно. Работает сообщество: целлюлозолитик – азотфиксатор, супрессор – сокращение фитопатогенов. Должно работать родовое сообщество живых высокоактивных взаимодополняющих форм. Тогда есть смысл.
Модератор: – В какие сроки надо заниматься растительными остатками?
Ховяков: – В основе – классическая технология заделки растительных остатков. Эффекта от разложения не получится, если нет влаги. Поэтому многое зависит от региона, от количества выпадающих осадков. Сразу после уборки можно посеять бобовую смесь, чтобы осенью её запахать. Словом, надо учитывать разные факторы. В многоштаммовом препарате взаимовыручка.
Бирюков: – Иногда фермер жалуется: внёс биопрепарат, на следующий день задисковал, а никакого эффекта. И говорит, что проще кинуть 150 кг селитры. Да, солома разложится. Но во что это выльется? Будущее за переработкой соломы с помощью биопрепаратов. Но надо соблюдать необходимые условия. Убирать солому с поля не надо, если нет производственной необходимости. Если же у вас животноводство, то это компенсируется органикой. Будущее за многоштаммовыми, многовидовыми, многородовыми сбалансированными сообществами. В этом случае они помогают друг другу выживать. Продукты метаболизма одних служат питанием для других. Вместе они контролируют численность патогенов. Триходерма употребляет растительные остатки и сама является десертом для кого-то. Круговорот этот неостановим. Многовидовые сообщества можно применять по необходимости, но при наличии влаги.
Ховяков: – А если дождя долго нет, а сеять надо?
Бирюков: – Есть опыт применения по посевам озимой пшеницы. Применили препарат по всходам и получили замечательный результат.
Проскурин: – То есть это возможность совместить работу по всходам и растительным остаткам.
Бирюков: – Есть опыт весеннего применения полиродовых, многоштаммовых препаратов. Но в минувшую весну по причине дефицита влаги эффект в некоторых хозяйствах был очень слабым. В отличие от предыдущих двух лет, когда уже через две недели невозможно было увидеть следы растительных остатков. Даже кукуруза через две недели разлагалась. Эти препараты работают и на классике, и на минималке, и на нуле. В хозяйствах, которые шесть-восемь лет используют ноутил, слоя растительных остатков нет. Остатки там можно увидеть только от культуры прошлого года. То есть там запущены естественные почвенные процессы. Структура почвы по зернистости, влажности – как творог. Даже когда недостаёт влаги, у почвы нет состояния кирпича. Сжал в руке её – рассыпалась на мелкие крупинки.
Пимонов: – Если не заделывать растительные остатки, то работают аэробные деструкторы. Если заделываем – анаэробные. Это разное разложение, разное питание. То, что на поверхности, разлагается значительно быстрее.
Проскурин: – Имея объективную базу данных о фитосанитарном состоянии посевов, по фитоэкспертизе семян, о содержании фитопатогенов в растительных остатках, о расчётных дозах внесения макро– и микроэлементов, можно действовать на опережение. Скажем, уже в ноябре знать, что нужно делать весной.
Читать в журнале
